— Что ты плачешь?
— Случайно ударили в глаз....
Присаживаюсь, жалею... От кого то исходит
— к козочке...
и уже хором, каждый своё
— отнеси меня
— отнеси её
— к козочке.
Там же холодно идти до хлева.
— Я тебя одену, я тебя раздену — напевает Вера.
— А что я обую?
— Ни чего не надо, папа тебя подержит.
У меня (я — папа) свои неназванные планы
— может обуешь что?
Вера за неё
— Там грязно, подержи её.
и уже соглашаясь, выдаю
— Да баню хотел растопить.
и ясно, получаю
— Принесешь её и растопишь.
I wandering.... подумал, пиша, почти песя эти строки, что за уроки?

Куда ты спешишь?— навеял зимний двор, вопросила оттепель.
Нет горизонта. Слились земля и небо.
Ряд сосен отчертил границу мира,
толкнул дверь в хлев, но до этого кот ломился на улицу, я не хотел дважды открывать дверь — выстужать дом.. и мы на пару с рыжим маялись у двери, пока Вера наставляла:
— Дашь всем по кусочку.
Придется ломать четыре куска на три козы. Любимица Серенькая получит целый, две другие разделят второй, прикинул.

Иду
Иду, как слепой. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не помню, не понимаю.
Спроси через минуту, где был, что видел — нечего назвать.
Откинул мешковину, обнажил, пихнул ногой, бесчуственным локтем застуженные половинки двери, нырнул....
Меня, взрослого человека посылают отнести ребёнка к козе, дескать — коза поможет больному глазу.
Перевесил дочку через загородку и отметил легкое движение животного. Коза радостно засеменила.
— Оставь другим хлеба — вовремя поспел, что бы предположение оправдалось и хлеба преломились по писанному.
— Ну вот, оба смотрят!
— Кто?
— Глаза.
— Чьи?
— Мои глаза, глупенький.
Живу, как пень. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не помню, не понимаю.
Спроси через минуту, где был, что видел — нечего назвать.

end